В России мода на Восток была всегда. При этом зачастую он воспринимался в нашей стране сквозь узкую рамку стереотипов, результатом чего была излишняя его экзотизация. Что такое Восток сегодня? Где он реальный, а где воображаемый? Каким образом он осмысляется и рисуется в нашей стране? И вообще, стоит ли исследовать и анализировать его в условиях нынешнего космополитичного, транснационального мира? Об этом и многом другом говорили историки, антропологи и искусствоведы на конференции «Восток внутри России: размышления о (пост) ориентализме», которая состоялась в Петербурге в рамках VII фестиваля искусств Востока DAIRAFEST.
ФОТО Stem List on Unsplash
Снова нужен новый взгляд
За основу актуальной на сегодняшний день темы конференции ее организаторы взяли известную работу Эдварда Вади Саида «Ориентализм. Западные концепции Востока», посвященную истории познания и освоения европейцами культуры Востока. По их мнению, сегодня по этому вопросу как никогда важно иметь свою позицию. И это не академическая «забава», а знак больших перемен в мире, которые мы сегодня переживаем. Определить же эту позицию невозможно без осмысления истории, которая имеет свойство повторяться.
Исламовед и историк профессор Бахтиер Бабаджанов в своем докладе «Нам нужен новый взгляд на Восток» рассказал о «десанте» московских востоковедов в Ташкент в 1983 году и его итогах, основываясь на протоколах и воспоминаниях участников. Он напомнил, что актуальная сегодня фраза «нам нужен новый взгляд на Восток» звучала еще во времена СССР. Ее произнес в 80‑е годы прошлого века востоковед и государственный деятель Евгений Примаков, заявив, что в нашей стране ничего не знают об исламе. Основанием для этого утверждения стал тот факт, что советские спецслужбы, дипломаты и ученые недооценили эту религию как движущую, а иногда даже революционную силу. И не смогли предсказать некоторые ключевые события, произошедшие в то время на Востоке, в том числе исламскую революцию в Иране. Отчеты востоковедов того времени соответствовали оценочным рамкам ЦК, а независимый анализ ситуации как таковой отсутствовал.
Впрочем, принципиально нового взгляда на Восток тогда так и не сформировалось — слишком сильна была инерция идеологических штампов советского востоковедения, которое продолжало делить Восток на «правильный» (то есть социалистический) и «неправильный».
Басмачи или повстанцы?
Доктор исторических наук профессор Сергей Абашин в докладе «Басмачи, советское кино и ориентализм» поднял одну из проблемных тем в изучении и осмыслении новой истории Средней Азии. Он обратил внимание на то, что сегодняшняя терминология в востоковедении не всегда корректна. К примеру, термин «басмачество» еще в советском общественном сознании ассоциировался с негативом — «бандитами».
«При этом басмачество — это многоплановое и многослойное явление с множеством событий, людей и их мотиваций — находилось в сложной динамике и локальной специфике, а также в общем контексте распада Российской империи, — объясняет Сергей Абашин. — Сейчас пришло время заменить понятие «басмачество» более нейтральными словами и выражениями: «повстанцы», «участники сопротивления».
В качестве иллюстрации ученый привел советские фильмы «Белое солнце пустыни», «Седьмая пуля», «Неуловимые мстители», «Красные пески» и другие, которые в 1960 – 1970‑е годы были на пике популярности и сделаны в специфическом формате советского ориентализма.
«Ориентализм — это экзотизация Востока, который описывается как социально и технологически отсталый, религиозно-фанатичный, угнетающий женщин и помещенный в дикую природу, — уточняет Сергей Николаевич. — Обратная сторона ориентализма — превосходство Запада, его социальная и технологическая продвинутость, религиозная индифферентность, свобода женщин и обуздание природы. Советским ориентализмом все перечисленные тезисы «упакованы» в советскую идеологию».
Советский ориентализм критикует колониализм. А восточный человек, принимая идеи равенства и прогресса, остается в роли ведомого младшего брата. Именно эту концепцию, по мнению Абашина, отражает фильм «Белое солнце пустыни».
Ислам из запасника
Особое внимание на конференции уделили роли музеев в восприятии темы Востока в обществе.
Кавказовед профессор Владимир Бобровников в докладе «Воображая ислам, как свой бывший Восток: вещи, изображения, тексты и люди Ахтынского музея (1937 – 2023)» рассказал о краеведческом музее в Республике Дагестан, который продолжил работать и после распада страны. Однако в зависимости от ситуации посвященные Востоку и исламу экспонаты и документы то убирали в запасники, то доставали (впрочем, во многих других музеях подобные вещи и вовсе безжалостно уничтожались). Например, в 1990‑е годы из запасника достали сохранившийся рукописный Коран XIV века, литографию Корана из Тебриза 1860 – 1870‑х гг. В этом же музее есть и альтернативные реликвии — артефакты Гражданской войны, документы с критикой восточного мусульманского прошлого и свидетельствующие о реабилитации ислама. В результате мы видим уникальный образ Востока.
Молотком по артефактам
Один из самых ярких докладов конференции «Археология Востока: колониальное, постколониальное, неоколониальное?» представил археолог, начальник Пенджикентской экспедиции, хранитель коллекции памятников Хорезма, заведующий сектором Средней Азии и Кавказа отдела Востока Государственного Эрмитажа Павел Лурье.
Он обратил внимание на то, что благодаря археологическим работам у нас есть информация об устройстве деревни и города средневековой Средней и Центральной Азии. А вот об Иране, несмотря на многочисленные археологические находки и схожие условия, в которых находятся памятники, таких данных нет.
«Я только что вернулся с раскопок в Иране, где обратил внимание на то, как и чем работают там археологи, — рассказал Павел Борисович. — Если в Средней Азии основные рабочие инструменты археологов — нож и теша, использование которых при раскопках позволяет «чувствовать» стены и полы археологических сооружений, то археологи Ирана, как и западные специалисты, используют мастерок и геологический молоток. Это прежде всего геологический инструмент для скола образцов породы с камня. Зацепить ими пол и стену в условиях сырцовой архитектуры, характерной для этой местности, практически невозможно. В результате иранские археологи получают совсем не тот итог, который видим мы».
Этот парадокс ученый объяснил тем, что археология при помощи раскопок сформировалась в Европе и пришла в Иран в XIX веке — во времена французской монополии на археологическое изучение Персии. Позже французы приступили к раскопкам древнейшего города Сузы. Первое образование археологов, которые этим занимались, было геологическое, и копали они соответствующим варварским образом, вырубая глубокие траншеи и не учитывая того, что археология Ирана, как и Средней Азии, — сырцовая. В результате огромный объем информации был утрачен, восстановить структуру города оказалось невозможно. И, несмотря на то что сегодня в Иране сформирована собственная археологическая школа, традиции работы прежние.
Средне- и центральноазиатская археология развивалась по‑другому. Поэтому сегодня мы имеем такие разные результаты.
На конференции была затронута еще одна очень деликатная тема — принадлежности, хранения и вывоза культурных ценностей, в частности археологических и музейных находок, из одной страны в другую. Во времена раскопок в Сузах французы перевезли во Францию тысячи древних культурных ценностей, которые по сей день хранятся в выставочных залах Лувра. Естественно, это тема для отдельного глобального разговора (и не на одной конференции), к которому придется возвращаться еще не раз.
В итоге участники обсуждения пришли к единому мнению: тема Востока во всех ее проявлениях, как и прежде, заслуживает особого внимания, отсутствие которого может привести к непредсказуемым последствиям во всем мире.
Материал опубликован в газете «Санкт-Петербургские ведомости» № 230 (7559) от 06.12.2023 под заголовком «Без лишней экзотики».
login
who are we?
contact us
qosheapp
Toi Staff
Gideon Levy
Belen Fernandez
Mort Laitner
Rami G Khouri
Ali Fathollah-Nejad
Nikkei Editorial
visit website
