Как уже знают читатели «Санкт-Петербургских ведомостей», Сергей ЛЕЙФЕРКУС дебютировал на сцене Мариинского-2 в центральной партии Понтия Пилата в петербургской премьере оперы «Мастер и Маргарита» Сергея Слонимского. Баритон рассказал музыковеду Владимиру ДУДИНУ о том, как необходима оперному жанру неравнодушная и неформальная режиссура, вспомнив о постановке маэстро Юрием Темиркановым оперы «Евгений Онегин» П. И. Чайковского в Театре оперы и балета им. С. М. Кирова в 1982 году.
Сергей Лейферкус — Понтий Пилат в опере Сергея Слонимского «Мастер и Маргарита»./© Мариинский театр. Фотограф Наташа Разина. 2023 г.
— Сергей Петрович, ваш интерес к современной музыке был заметен еще на заре карьеры. Чем она вас привлекала?
— В студенческие годы я старался шире окидывать взором все, что происходит на музыкальной сцене. В отличие от некоторых коллег, скептически задававших вопрос, зачем мне, оперному певцу, все это надо. Но мне было действительно интересно. Многое ведь зависит от отношений композитора и вокалиста. Мы с Игорем Рогалевым учились на разных курсах, и однажды он принес мне свою «Жалобную книгу». Я посмотрел, заинтересовался, и тогда же Ирина Тайманова предложила сделать телевизионный спектакль, где я исполняю семь ролей, начиная от гимназиста и заканчивая томной дамой. Там есть и полицмейстер, и дачник, и муж, прыгающий вокруг жены…
Отношения с современной музыкой у меня начались очень рано. Стипендия в Консерватории была тогда 28 рублей, а поскольку я уже женился, нужно было кормить семью, зарабатывать, а исполнение современной музыки приносило хорошую добавку к стипендии. Это касалось, например, советской песни, которую писали многие композиторы. Студентам тогда доверяли первые исполнения. Потом меня судьба свела с Дмитрием Кабалевским, я стал исполнять его музыку. В Кировском театре появилась современная опера «Мертвые души» Родиона Щедрина, где мне досталась партия Чичикова, а у Андрея Петрова были оперы «Петр Первый» и «Маяковский начинается»…
Когда я начал выезжать за рубеж, добавились сочинения Яначека и Берга. Очень горжусь тем, что начиная с 1980 года я несколько раз выезжал на оперный фестиваль в Уэксфорде в Ирландии, в программе которого были забытые оперы. Я пополнил тогда репертуар такими редкостями, как «Гризельда» Массне, «Ханс Хайлинг» Маршнера, первой версией «Гензеля и Гретель» Хумпердинка, которая называется «Кенигскиндер». Потом была «Лулу» Берга, пришло время и Вагнера, в операх которого я спел Альбериха, Клингзора, Тельрамунда. Очень жалею, что отказал Джорджу Шолти петь главную партию в «Нюрнбергских мейстерзингерах». В то время мой немецкий был еще в не очень хорошей форме, а ведь Ганс Сакс в этой опере — поэт, поэтому и языком должен петь поэтическим. У меня сохранилась переписка с Шолти, тогда ведь писали письма, а не SMS. Меня остановило и то, что планировались не только концертные исполнения, но и запись на диск, и я посчитал, что не имею права выходить с плохим немецким.
— Какая непопулярная сегодня честность!
— Сложно сказать, честно или нечестно. Но я долго думал на эту тему и решил все же отказаться. Шолти высказал сожаление в последнем письме, обнадежив меня и себя фразой «ничего, в следующий раз». Но он ушел от нас быстро.
— Давно хочу поговорить с вами о знаменитой постановке «Евгения Онегина» Чайковского маэстро Юрием Темиркановым. Сегодня спектакль воспринимается в целом очень традиционным. Неужели Мариинский, тогда Кировский, театр был в таком состоянии, что тот спектакль сочли чуть ли не сенсацией?
— К моменту создания того «Онегина» театр уже не был «застойным». Темирканов пришел туда в 1976 году, и до «Онегина» уже были такие спектакли, как «Война и мир», премьера которого состоялась в декабре 1977 года. В 1978‑м случились «Мертвые души», потом были «Петр» и «Маяковский». Театр начал новую жизнь, был обновлен состав оркестра, Темирканов подобрал потрясающую команду. Когда его попросили возглавить Кировский театр, стать его худруком, первое, о чем спросил Темирканов, — сможет ли он приглашать в труппу того, кого сочтет нужным. Ведь до его прихода было невозможно перейти из Малого в Кировский, считалось, что нельзя обеднять один театр за счет другого. Ситуация была сложная. Остро стоял еще и квартирный вопрос. Приглашение любого солиста со стороны означало, что город или театр должны были давать квартиру, этот фактор играл очень серьезную роль. Когда Темирканов пришел, он пригласил в труппу и баса Николая Охотникова, и меццо-сопрано Евгению Гороховскую, и тенора Юрия Марусина, и баритона Валерия Лебедя. Я был одним из первых, кого он пригласил, ему нужен был князь Андрей в «Войне и мире». Я спел премьеру 1977 года на сцене Кировского театра. Потом пошло-поехало…
Если бы Юрий Хатуевич не привел меня тогда на сцену Кировского из Малого оперного, неизвестно, как бы складывалась моя судьба. Театр — это команда. Почему так прекрасен был «Онегин»? Потому что к 1982 году в Кировском театре была собрана знаменитая темиркановская команда, которую он пестовал и лелеял.
— Долго работали над тем спектаклем?
— Работа началась за полтора года до премьеры. Я помню, что первую репетицию Юрий Хатуевич провел, когда мы были в 1981‑м на гастролях в Кишиневе. Своих первых Онегиных я учил, еще будучи студентом в оперной студии Консерватории, в Малом оперном, потом в Кировском, потом уже в этой самой новой постановке. Но я понял, что должен заново выучить Онегина, что больше не могу закрывать глаза на все ошибки студенческие, которые, к сожалению, заучиваются, в первую очередь, во фразировке и качестве звука. Я договорился с режиссерским управлением о том, что буду регулярно заниматься с концертмейстером, и фактически за год переучил этот спектакль.
Юрий Хатуевич очень любил нас, певцов, особенно в его спектаклях. Он относился удивительно ко всем, это был безумно добрый человек, к которому можно было прийти с любой радостью, горем, проблемой. Неважно, кто это был — певец третьих партий или первостатейный. Он всегда старался решить его проблему. Но когда доходило до дела, он был непримиримый и жесткий.
Возвращаясь к его «Онегину», произведшему фурор в истории оперы в России. Однажды мне кто‑то сказал: «Ну там и режиссера‑то не видно». Я ответил, что в том‑то и смысл, что режиссуры не видно.
Госпремия СССР была впервые в истории госпремий присуждена постановке классической оперы. До этого ни «Борис Годунов», ни «Хованщина» не получали такой награды. Изначально только Юрий Темирканов был выдвинут на эту премию. Комиссия приехала отсматривать только его работу, но он ответил, что не может себе такого позволить, потому что создавал спектакль не один, а целая команда. Отсмотрев первый спектакль, комиссия услышала от Темирканова приглашение на второй состав, потому что «будет другая Татьяна». И в результате премию получили и Татьяна Новикова, и Лариса Шевченко, Охотников, Марусин, художник Игорь Иванов, Темирканов и я.
— Случай дирижера-постановщика тоже вошел в историю как один из очень редких в истории оперы ХХ века. Совмещение функций чаще встречается, когда режиссер берет на себя еще и миссию художника. Как в случае с Дмитрием Черняковым, с которым вы не так давно встречались на постановке «Войны и мира» Прокофьева.
— Я считаю, что Черняков — великолепный режиссер. «Война и мир» была очень хорошая работа, кропотливая и успешная, воспринятая с восторгом публикой. Недавно она была признана «Лучшим спектаклем сезона» на Opera Awards.
— В «Войну и мир» вы вернулись в новых партиях.
— Да, я спел старого Болконского и Матвеева во втором действии. Говорят, в одну реку нельзя войти дважды, а оказалось, можно, только с другой стороны… Когда баритон Андрей Жилиховский пел Андрея Болконского, мои связки работали вместе с ним. Я пропевал партию, которая когда‑то была моей, это не забывается.
Материал опубликован в газете «Санкт-Петербургские ведомости» № 231 (7560) от 06.12.2023 под заголовком «В одну реку можно войти дважды».
login
who are we?
contact us
qosheapp
Toi Staff
Gideon Levy
Belen Fernandez
Andrew Mitrovica
Mort Laitner
Nikkei Editorial
Ali Fathollah-Nejad
Rami G Khouri
visit website
