- К началу «Крымской весны» вы ведь уже покинули Приднестровье?
- Я служил в МГБ ПМР до 2012 года. В момент начала событий в Крыму я уже два года жил в Москве, работал топ-менеджером, руководителем департамента одной из госкорпораций. Поэтому я чувствовал себя вполне комфортно.
- Каким образом вы оказались в Крыму?
- К моим знакомым, которых я знал ещё по Приднестровью, обратились крымчане с просьбой помочь в организации противодействия крымским татарам, которые на тот момент активно дестабилизировали обстановку в Крыму. Фактически Меджлис (запрещенная в РФ экстремистская организация) стал опорой майдана для организации «поездов дружбы», то есть поездов, которые должны были доставлять националистов в Крым для подавления любой пророссийской активности. Речь шла также о том, что одним из ключевых факторов дестабилизации являются органы безопасности Украины, то есть СБУ, Служба внешней разведки, пограничники и т.д. Мы с моими товарищами, которые ранее также служили в МГБ Приднестровья, собрались, подумали и решили, что не можем остаться в стороне от этих процессов. Старшим в нашей группе был бывший глава МГБ ПМР Владимир Антюфеев. Я обратился к своему тогдашнему руководству с просьбой предоставить мне отпуск для поездки в Крым. Люди, которые там находились, наши товарищи, нас встретили.
- Можете рассказать, чем вы занимались в Крыму?
- Когда мы туда приехали, встал вопрос, где наши навыки, наш жизненный и служебный опыт могут пригодиться. Вопрос взятия под контроль украинских спецслужб был ключевым. Потому что крымские спецслужбы контролировали не только Крым как таковой, но и прилегающую территорию. Например, крымская «Альфа» была межрегиональным управлением на пять областей Украины. Крымское управление СБУ контролировало в том числе и Севастополь, так же, как и сейчас Севастополь входит в крымское управление ФСБ, хотя это отдельный субъект.
Так что нужно было брать под контроль украинские спецслужбы, мы этим и занялись. Зашли в управление СБУ на Ивана Франко. Туда приехал на тот момент начальник севастопольского управления СБУ Пётр Зима, который перешел на нашу сторону. Тогда в Крыму ещё не было управления ФСБ. Некоторое время существовала отдельная структура, которую мы создали, называлась она Служба безопасности Крыма. Даже свои удостоверения у нее были. Переход из СБУ осуществлялся на самом деле не в ФСБ, как принято считать, а сначала в эту структуру. Петр Зима возглавил управление Службы безопасности Крыма, а я стал его советником. Мы объезжали горотделы, работали с центральным аппаратом Крымского управления, разговаривали с сотрудниками, агитировали их переходить на нашу сторону.
- В чем конкретно состояла ваша работа?
- Было несколько направлений деятельности. Во-первых, это организация актива, который чисто физически берет под контроль здания СБУ. То есть заходим туда, выставляем посты. Другая часть актива работает с документами. И часть актива встречается с коллективами, с подразделениями отдельными, проводит разъяснительную работу и переводит их под контроль Службы безопасности Крыма. Я разработал форму специального заявления для сотрудников. Смысл его сводился к тому, что с учетом того, что в Киеве произошел госпереворот и государственность Украины фактически прекращена, я, такой-то и такой-то, принимаю крымскую государственность. Это нужно было для того, чтобы у людей не было ощущения, что они нарушают присягу. Если после майдана государственность Украины была фактически подорвана и власть в Киеве захвачена неконституционным путем, что и произошло на самом деле, то ни о каком нарушении присяги и речи не может быть. А для многих офицеров это было действительно важным фактором. Потому что многие из этих офицеров потом стали офицерами ФСБ, приняв российское гражданство и поучаствовав в организации референдума.
- Они сыграли большую роль в проведении референдума?
- Референдум прошёл успешно в том числе и благодаря тому, что очень быстро удалось крымских оперативных сотрудников не просто перевести под нашу юрисдикцию, а направить на то, чтобы они своей работой активно обеспечивали его безопасность. Потому что в Крыму еще не было сотрудников ФСБ, не было ещё структуры, она появилась только после признания и принятия Крыма в состав России. Соответственно те, кто рассуждает о крымском референдуме, не до конца понимают, насколько непросто было решать вопросы безопасности на избирательных участках. Вот этим в значительной мере занимались сотрудники на тот момент ещё Службы безопасности Крыма, которые потом перешли уже под российскую юрисдикцию, после соответствующего решения конституционных российских органов. И это были именно те люди, с которыми мы работали, которых мы фактически переформатировали, они работали уже в интересах полуострова, а не Киева.
- Почему крымчане обратились именно к вам, к выходцам из Приднестровья? У вас контакты с ними были и ранее?
- Если вы историю Крыма изучите, то увидите, что Крым о своей независимости заявил еще в начале 90-х годов, и все эти годы Крым сохранял взаимодействие с Приднестровьем. У нас сотрудники туда выезжали, поддерживали российский фактор в Крыму, поэтому отношения были, они не моментально возникли. Это отношения, которые тянулись ещё со времён президентства Юрия Мешкова. Был такой президент независимого Крыма недолго. В Крыму был тогда референдум о независимости, Россия его в тот момент, к сожалению, не признала. Тогда ведь была другая политическая ситуация, ельцинская. И так как в это же время в Приднестровье шли события, связанные со строительством государственности, то мы старались со всеми, у кого похожие проблемы или похожая ситуация, выстраивать отношения. И с Карабахом, и с Осетией, и с Абхазией. И с Крымом тоже. Поэтому это долгосрочные отношения.
- Вы упомянули человека по имени Петр Зима. Каким образом он перешёл на сторону России? То есть с ним уже давно были контакты, или он изначально сам был так настроен?
- Вы поймите простую вещь: подавляющее большинство крымских сотрудников СБУ - это коренные крымчане, за небольшим исключением. Но в основном приезжими были как раз жители Донецка, потому что Крым долгое время перед событиями возглавляли именно выходцы из Донецка. Поэтому все сотрудники, да и сам Зима в том числе, это были русскоговорящие люди, по своему менталитету русские. И Зима, и все остальные, они хоть и работали в режиме украинской спецслужбы, но в первую очередь поддерживали российский фактор. Я вам больше скажу. Одним из направлений их работы было противодействие татарскому сепаратизму, чтобы не допустить проявления террористического фактора со стороны Меджлиса. Это люди, которые, как и основная часть крымчан, имели пророссийскую ориентацию. Вы же помните, как Майдан развивался? Он в феврале «выстрелил», а до этого он почти четыре месяца тянулся, и там происходили избиения «беркутовцев», значительная часть которых была крымчанами. Ситуация была очень жесткая. С осени 2013 года крымчане тоже внутри себя переживали эти проблемы. Они видели обрушение украинской государственности и задавались вопросом: а что должно прийти взамен? Ответ у крымчан был, он был дан ещё в начале 90-х, когда они заявили официально на референдуме, что хотят выйти из состава Украины. И именно тогда после их заявлений был придуман особый статус Крыма. У Крыма, в отличие от всех других регионов в составе Украины, был так называемый «автономный статус». То есть все остальные регионы Украины - области, а Крым - автономная республика с особым правовым статусом. Это был компромисс, который был придуман для того, чтобы на тот момент заткнуть жесткое требование объединения с Россией. Осенью-зимой 2013 года это требование было реанимировано и, конечно же, сотрудники спецслужб, которые отслеживали настроения в обществе, будучи сами местными, тоже находились в этой логике процессов. Шла самоорганизация населения, а потом в какой-то момент перед сотрудниками местной спецслужбы встал выбор: они с кем? Они с Киевом, где сидели люди, которые их искренне ненавидели, и они об этом знали, или они с местными, среди которых были их дети, отцы, матери, сёстры, жёны и друзья. Поэтому выбор был достаточно очевиден.
- То есть всё прошло гладко, все сотрудники легко переходили на сторону России?
- Разве я сказал, что все было гладко? Это была тяжёлая круглосуточная работа, связанная с организацией режима, с формированием нормативной базы, с бесконечными разговорами, аргументами, рефлексиями. Я с утра до ночи или с людьми работал, или приказы писал, или ездил по райотделам, опечатывал оружейки, опрашивал людей. Собирали собрания сотрудников, вели с ними беседы. Это очень негладко всё было.
- А какой процент сотрудников, по вашим прикидкам, всё-таки предпочёл Украину и уехал?
- В разных подразделениях по-разному. В специальных подразделениях это был мизер. Те, кому надо было либо пенсию оформить, либо уехать по каким-то личным причинам. Это были 1-2%. В общей сложности, думаю, не больше 5%. Практически все остались.
- А почему тогда потом в Донецке того же самого не было? Взять хотя бы ту же самую «Альфу». Ее сотрудников еще Стрелков весной 2014 года задерживал, потому что они работали против ДНР.
- Напомню, что командир донецкой «Альфы» - это Александр Ходаковский, который перешёл на нашу сторону, нынешний замначальника Росгвардии по ДНР. Значительная часть сотрудников вместе с ним перешла на нашу сторону. Поэтому, как не было? Было, конечно. Так же, как и ряд сотрудников СБУ после того, как я туда прибыл и начал с ними работать по крымскому варианту, перешли под нашу юрисдикцию и помогали мне создавать МГБ ДНР. Другой вопрос, что ситуация сильно отличалась. Потому что ни у Донецкой, ни у Луганской областей не было автономного статуса, в отличии от Крыма, не было проведенного еще в 90-х референдума, не было того длинного пути борьбы, который прошёл Крым. Пророссийские настроения в обществе были, но они не были формализованы. Были такие небольшие организации, как организация того же Андрея Пургина. Но с Крымом это была несравнимая история.
- Вы говорите, что были какие-то угрозы безопасности при проведении референдума, можете рассказать подробнее?
- Конечно, были попытки со стороны СБУ (ГУР мы тогда там особо не видели) по дестабилизации на избирательных участках. Были попытки с их стороны вывести людей на улицы и организовать какие-то массовые протестные мероприятия. Но мы быстро эти попытки купировали. Потому что не было внутреннего заказа на такие действия со стороны населения. Население было в основной массе своей пророссийским. Наша группа после организации референдума зашла в ресторан в Симферополе поужинать. Уже все закончилось, мы не спали несколько дней, были уставшими. И нас там чуть местные не побили за то, что мы не радовались вместе со всеми тому, что прошел референдум и Крым теперь будет частью России. Пришлось людям объяснять, что мы такие печальные сидим не потому, что грустим по этому поводу, наоборот, мы радуемся, просто устали.
- Вы упомянули покойного президента Республики Крым Юрия Мешкова. Я с ним встречалась в Симферополе весной 2014 года. А почему его тогда не позвали во власть, не использовали его потенциал?
- Мешков в свое время сделал критическую ошибку. Будучи президентом Крыма, он отказался создавать свои спецслужбы. Он пытался как-то маневрировать, решать вопросы исключительно политическими инструментами. Это была ошибка, и она привела к тому, что Крым оказался в составе Украины. Дальше Мешков жил годами в состоянии каких-то своих внутренних обид и рефлексии. Я с ним лично не был знаком, мне сложно давать ему оценку. Но когда человек долгое время находится в этом состоянии, у него формируется определённый свой, субъективный взгляд на вещи. Мне важен исключительно результат. Результат известен, Крым в составе России. Почему Мешкова не привлекли? Потому что у него один раз не получилось, и решили, что во второй раз это должны быть уже свежие люди с определёнными своими ресурсами. У Мешкова этих ресурсов на тот момент не было. Ни финансовых, ни организационных. Он был неким флагом, но флагом из прошлого. Не было смысла реанимировать это прошлое, которое один раз уже дало свой отрицательный результат. Я к Мешкову отношусь с уважением, как к человеку, который был определённым историческим рубежом. Но для того, чтобы стоять во главе процесса, нужно было к началу Крымской весны иметь какие-то ресурсы. Например, свою многочисленную организацию, возможности влиять на общественные настроения, возможно, свои информационные ресурсы. Ничего из этого у Мешкова не было.
- На днях американская газета New York Times опубликовала статью, в которой подробно рассказано об операциях ЦРУ на Украине и о тесном сотрудничестве американских и украинских спецслужб, которое, как следует из материала, началось задолго до СВО. В частности, в ней говорится о том, что при участии ЦРУ еще в 2016 году был создан «Отряд 2245» (10-й спецотряд ГУР МО Украины). Выходцем из этой структуры является нынешний глава ГУР Буданов (внесен в перечень террористов и экстремистов Росфинмониторинга). В СБУ при поддержке ЦРУ было создано Пятое управление, укомплектованное офицерами, которые родились после распада СССР. Именно оно организовало убийства командиров ополченцев Гиви и Моторолы. А сейчас ЦРУ помогает ВСУ определять цели ударов, создавать шпионские и диверсионные сети, которые занимаются ликвидацией пророссийских политиков. Масштабы этой помощи просто поражают. Вам что-то об этом было известно?
- Да, в СБУ 5-е управление отвечает за связи с американцами, 6-е – с британскими спецслужбами. Конечно, мне было о многом известно. У меня каждую неделю в состав МГБ ДНР переходили оперативные работники СБУ и Службы внешней разведки Украины. Пока я был министром, от меня никто туда не перебегал, а ко мне переходили каждую неделю. Действующие сотрудники, в том числе сотрудники, которые в СБУ отвечали за работу против ДНР. У меня было несколько сотрудников, в том числе старших офицеров, которые перешли на нашу сторону и после соответствующей проверки и фильтрации работали в структуре МГБ уже против Украины. Ну конечно же, мне было известно о том, что там происходит, потому что мне об этом докладывали непосредственно участники организации работы против нас.
- В публикации утверждается, что Буданов непосредственно был участником и организатором диверсионных групп в Крыму. Вы тогда о нем что-то знали?
- Буданов – профессиональный диверсант, он проходил соответствующую подготовку. Конечно, были у него там соответствующие выходы, наверное, не только на крымском направлении. ГУР еще до Майдана контролировался западными спецслужбами. Это был, по сути, внешний разведцентр, который использовался для работы против России. Символ ГУР – сова над земным шаром, которая направляет меч непосредственно в сторону России. В 2014 году все подразделения СБУ пытались работать против нас. Но тогда сама СБУ проходила тяжелый процесс внутренней перестройки. Она благодаря Наливайченко тоже попала под контроль американцев и там тоже шли внутренние чистки. Часть сотрудников, подозреваемых в симпатиях к РФ, увольнялась. Вопрос в том, что СБУ никогда не была какой-то цельной структурой. Это была структура, поделенная между кланами влияния, между олигархами, между всевозможными политически влиятельными людьми. Кто-то контролировал части экономики, кто-то контролировал подразделения по контрабанде, кто-то по контрразведке на промышленных объектах, кто-то идеологические подразделения. Перестройка СБУ шла в режиме перехвата влияния между новыми-старыми элитами, которые проявились после майдана. Поэтому они работали, конечно, но пока они это у себя переживали, удавалось эти процессы использовать в наших интересах. Сейчас, конечно, уже ситуация другая. А тогда, в 2014-2015 годах, внешние советники их еще только перестраивали. С ГУР проще, потому что он ещё до майдана в это антироссийское состояние был введен. А Буданов парень увлеченный, очень креативный. Я его никогда не недооценивал, потому что у него есть внутренние «тараканы», которые заставляют его абсолютно неистово работать против нас. Значительная часть организации диверсионной работы – это его личный креатив.
login
who are we?
contact us
qosheapp
Toi Staff
Gideon Levy
Belen Fernandez
Andrew Mitrovica
Mort Laitner
Nikkei Editorial
Ali Fathollah-Nejad
Rami G Khouri
visit website
